У книжной полки

Наблюдается определенная зако­номерность и в территориальном укоренении бытующих у разных народов музыкальных инструмен­тов. В одних странах преоблада­ют и больше ценятся струнные, в других — ударные, в третьих— духовые    деревянные   или  рого­вые,    в    четвертых — металличе­ские духовые. «Русская жалейка из  коровьего  рога  или  согнутой воронкой бересты сдвумя трост­никовыми трубочками,   обладаю­щими разной высотой звука, от­верстиями и язычками для произ­водства  созвучий,  есть типичное пастушеское   произведение   рус­ских  поемных  лугов   с  подходя­щими с краев к ним березовыми рощами», — заключает   В.  П.   Се­менов-Тян-Шанский. Он   же   подметил,   что   природа явно отражается на самом харак­тере звукового народного творче­ства.   На    севере   лесной   зоны, сравнительно бедной звуками, че­ловек   большую   холодную   часть года    был    лишен   возможности петь на воздухе и свое стремление к   песенному   творчеству удовле­творял преимущественно в теплой горнице, где сказители тихо на­певали или скандировали стари­ны, былины, саги. В лесостепной и степной полосе с их богатым пернатым населе­нием люди летом окружены звон­кими хорами птичьих голосов, не умолкающих благодаря соловьям даже   ночью.   Песня   в   этих   ме­стах становится подчеркнуто гро­мкой, привольной, ее, как здесь говорится,  «кричат», словно под­ражая резкому тембру все той же жалейки.

Не придавая решающего значе­ния таким параллелям, мы все же должны признать известную связь музыкального творчества с окружающей природой. Особенно заметно впечатления природы сказываются в творчестве неко­торых композиторов. Один из близких знакомых Н. А. Римского-Корсакова   (В. Н. Ястребцов) вспоминает, как мно­го и красочно он   рассказывал о своем     кругосветном     плавании (композитор в молодости был мо­ряком), об особенностях поразив­ших его тропических морей с их южными ночами и звездным не­бом,   фантастическим   свечением, «превышающим не только слова, но и воображение». Но превысить музыку все это не могло, и   он воплотил свои впечатления в ве­ликолепных картинах моря «Ше-херезады»,   в   операх   «Сказка   о царе Салтане» и «Садко», в кан­тате-прелюдии  «Из  Гомера»... Юношеские впечатления моря бы­ли настолько сильны и ярки, что известный   критик   В.  В. Стасов выражал опасение, как бы опера «Садко»    не  стала  «только мор­ской».   Воплощение   картин   при­роды в музыке этого композито­ра было так конкретно, что, ког­да он однажды сыграл на рояле друзьям   какую-то   свою   новую пьесу и спросил,   что это   такое, все в один голос ответили: звезд­ная, снежная, морозная ночь. Это и было вступление к опере «Ночь перед рождеством», создание ко­торой он тщательно скрывал  от близких.    Музыковеды    считают, что в этой опере Римский-Корса-ков раскрыл перед слушателями «целую космографию». Таким образом, мы   видим,   что содержание музыки вовсе не так уж расплывчато  и неопределен­но, как нередко думают. Музыка может    «изображать»    реальные предметы, воспроизводя их внеш­ние  «слуховые» признаки.  Прав­да,  при  этом  возникают  опреде­ленные трудности, так как подав­ляющую   часть   информации    из внешнего мира (примерно 3Д) че­ловек получает зрительным, а не слуховым путем. Но надо понять, что для музыки в отличие от изо­бразительных искусств такая пе­редача внешних признаков вовсе не  обязательна, а иногда просто не нужна. По мнению известного советского музыковеда Б. Асафь­ева, романс Глинки «Жаворонок» более    естествен,    чем    алябьев-ский   «Соловей»,   полный    звуко­подражания и потому напомина­ющий  искусственного  соловья  в знаменитой сказке Андерсена. Поэтому    так   называемая   про­граммная    музыка   передает   не столько  внешние   признаки   того или иного  явления,   сколько  его сущность. Музыка может изобра­жать многое такое, что, казалось бы, непосредственно не поддает­ся  слуховому  восприятию:    цве­тущий край и суровую пустыню, яркий день и непроглядную тьму, рассвет   («Рассвет на Москве-ре­ке»    из  оперы    М.  Мусоргского «Хованщина»)    и   лунную   ночь (вступление к третьему действию оперы     Н.     Римского-Корсакова «Майская    ночь»).    Музыковеды различают два вида изображения таких природных   явлений,   как, скажем, рассвет. В одном случае композитор      основывается      на чисто   эмоциональной    аналогии (мрак—р1апо, свет—1ог1е и т. п.). В   другом — прибегают   к  реаль­ным    ассоциациям,    основанным на звукоподражании крику пету­хов,  пастушьему  рожку, ударам колокола  и  прочим    признакам наступающего дня. Разумеется, и в этом случае «звучания предме­тов» передаются в какой-то мере условно.

Наблюдения этнографов над му­зыкальным бытом различных на­родов   мира   показывают   устой­чивую  связь   между   слуховыми и    зрительными    впечатлениями (так   называемая   синопсия,   от греческого вуп — вместе и 6р818— взгляд)'.

Оглавление