ПРИСПОСОБЬ ДЕРЕВЬЕВ
Восстанавливать монетный двор не стали, а просто на Колыванском медеплавильном заводе установили машины для вырубки из полос медных кру жочков — монетных заготовок. Эти медные лепешки запечатывали в бочки и отправляли на другие монетные дворы. К середине XIX в. Кодыванские медные рудники иссякли: уж очень хищнически их разрабатывали. Но Колыванский завод и тут без работы не остался: щедрой оказалась алтайская земля! Не стало меди — так ведь есть яшма и порфир. Вот и начали на том заводе делать огромные вазы, камины, колонны, по сей день этот камнерезный завод работает. К концу XVIII в. граница России ушла от Колывано-Кузнецкой защитной линии далеко на юг. Ну а ключ защитной линии — Кузнецкая крепость, поскольку заботиться о ней не стали, постепенно вовсе разрушилась, и городишко при ней на многие десятилетия превратился в глухой медвежий угол...
Лишь после Октябрьской революции, в 30-х годах, город был пробужден к большой жизни. Здесь, на юге Кузбасса, нашли и уголь, и руду, и золото. Со всего Советского Союза хлынули в Кузнецк рабочие, инженеры. Со строительством Кузнецкого металлургического комбината город родился заново, и назвали его Новокузнецк.
...А монеты — монеты что ж? Они о многом могут рассказать. Умей только читать
Ветер — вестник перемен. Весной, теплый, упругий и ровный, он врывается в мертвое царство самодовольной зимы и разрушает его, а поздней осенью приносит сизые снежные тучи, громоздкие и легкие. Ветер все время напоминает нам о том, что за гранью привычного мира есть неведомые леса и воды, люди и города.
Ветер — само движение. Он многолик. Он гонит вечную пассатную волну вдоль экватора, струится в листьях осины, проносится неистовыми ураганами, свивает миниатюрные смерчи на дорогах, петляющих в хлебах, вздымает вихри колючего снега, спускается прохладой с гор в жаркие долины. Легкие летние ветерки в прошлые времена звали зефирами, и они представлялись шаловливыми легкокрылыми детьми. Но у них были величественные дядья.
И для охранения от набегов неспокойных народов обнесен тот завод палисадной крепостью...» По свидетельству де Геннина, на Колыванском заводе Демидова выплавлялось в год по 2—3 тысячи пудов меди, причем плавильные печи в году даже не все были в действии. В 1747 г. императрица Елизавета забрала у Демидова и Колыванский завод, и приписанных к нему крестьян, стали они собственностью самой царицы, или, как тогда говорили, «кабинетными». И в том же году стали строить для защиты от набегов укрепленную линию — через всю Барабу и дальше через горы к Кузедеевскому форпосту, а от него до Томи, до Кузнецка. Да и в самом Кузнецке на месте деревянной, не раз и не два горевшей, поставили каменную крепость, развалины ее и поныне громоздятся на высоченном холме над городом.
Строилась укрепленная линия долго, больше двадцати лет, и под ее защитой заводы и рудники на Алтае стали расти как грибы. В ту нору Алтайский горный округ, куда входили нынешние Алтай и Кузбасс, стал первейшим по России производителем серебра и меди. Колыванская медь была не простой, а с примесью серебра и даже золота. Только вот отделять это золото и серебро было невыгодно: они обошлись бы дороже самих себя. В 1762 г. только что занявшей престол Екатерине II доложили о колыванской меди. Вскоре последовал сенатский указ: строить с «поспешанием и рачительностью» в Сузуне монетный двор и чеканить на том дворе особую сибирскую монету, и иметь бы той монете хождение только в Сибири, а за Урал ей ходу не иметь. И раз была в той колыванской меди серебряная и золотая примесь, то выходила она дороже обычной. Потому и велено было отпускать ее на монеты меньше обыкновенной: из пуда колыванской меди ведено было бить монет на 25 рублей, тогда как из пуда обычной били только на 16.